Неточные совпадения
Взлетела в воздух
широкая соломенная шляпа, упала на землю и покатилась к ногам Самгина, он отскочил в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича; в ней вздрагивают, покачиваются концы
досок, жердей.
Клим сел против него на
широкие нары, грубо сбитые из четырех
досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее на стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону...
Широкое каменное крыльцо, грубой работы, вело к высокому порталу, заколоченному наглухо
досками.
В ту же минуту несколько служителей бросились к наружной части галереи и заставили отделение львицы
широкими черными
досками, а сзади в этом отделении послышались скрип и стук железной кочерги по железным полосам. Вскоре неистовый рев сменило тихое, глухое рычание.
Потом изумили меня огромная изба, закопченная дымом и покрытая лоснящейся сажей с потолка до самых лавок, —
широкие, устланные поперек
досками лавки, называющиеся «на́рами», печь без трубы и, наконец, горящая лучина вместо свечи, ущемленная в так называемый светец, который есть не что иное, как железная полоска, разрубленная сверху натрое и воткнутая в деревянную палку с подножкой, так что она может стоять где угодно.
В царской опочивальне стояли две кровати: одна, из голых
досок, на которой Иван Васильевич ложился для наказания плоти, в минуты душевных тревог и сердечного раскаянья; другая, более
широкая, была покрыта мягкими овчинами, пуховиком и шелковыми подушками. На этой царь отдыхал, когда ничто не тревожило его мыслей. Правда, это случалось редко, и последняя кровать большею частью оставалась нетронутою.
Завернули в белый саван, привязали к ногам тяжесть, какой-то человек, в длинном черном сюртуке и
широком белом воротнике, как казалось Матвею, совсем непохожий на священника, прочитал молитвы, потом тело положили на
доску,
доску положили на борт, и через несколько секунд, среди захватывающей тишины, раздался плеск…
На
широком зеленом дворе, не отгороженном от улицы, были утверждены на подставках
доски, на которых стояли лагуны с пивом, бочонки с вином и лежали грудами для закуски разрезанные надвое пироги.
Лес; две неширокие дороги идут с противоположных сторон из глубины сцены и сходятся близ авансцены под углом. На углу крашеный столб, на котором, по направлению дорог, прибиты две
доски с надписями; на правой: «В город Калинов», на левой: «В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской». У столба
широкий, низенький пень, за столбом, в треугольнике между дорогами, по вырубке мелкий кустарник не выше человеческого роста. Вечерняя заря.
— И этого тоже, — спокойно заметил он, сделав длинной рукою
широкий круг: в углах комнаты были нагромождены
доски, ящики, всё имело очень хаотичный вид, столярный и токарный станки у стен были завалены деревом.
Он ступал по
доскам осторожно, становясь на носки сапог, руки его были заложены за спину, а
широкое бородатое лицо все преобразилось в улыбку удивления и наивной радости.
Вошли в какой-то двор, долго шагали в глубину его, спотыкаясь о
доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за стены и думал, что этой лестнице нет конца. Когда он очутился в квартире шпиона и при свете зажжённой лампы осмотрел её, его удивила масса пёстрых картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все стены, и Мельников сразу стал чужим в этой маленькой, уютной комнате, с
широкой постелью в углу за белым пологом.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб с
широкою дощатою крышей, с кружкой и с
доской, на которой было написано...
Из окна открывался отличный вид на заводский пруд, несколько
широких улиц, тянувшихся по берегу, заводскую плотину, под которой глухо покряхтывала заводская фабрика и дымили высокие трубы; а там, в конце плотины, стоял отличный господский дом, выстроенный в русском вкусе, в форме громадной русской избы с высокой крышей, крытой толем шахматной
доской,
широким русским крыльцом и тенистым старым садом, упиравшимся в пруд.
Суровая, угловатая худоба тёти Лучицкой колола ему глаза; он не мог видеть её длинной шеи, обтянутой жёлтой кожей, и всякий раз, как она говорила, — ему становилось чего-то боязно, точно он ждал, что басовые звуки, исходившие из
широкой, но плоской, как
доска, груди этой женщины, — разорвут ей грудь.
Невзирая на пору и время, труба в избе Силантия дымилась сильно, и в поднятых окнах блистала
широким пламенем жарко топившаяся печь. Кроме того, на подоконниках появлялись беспрестанно
доски, унизанные ватрушками, гибанцами [Гибанцы — крендели.], пирогами, или выставлялись горшки и золоченые липовые чашки с киселем, саламатою [Саламата — мучная кашица.], холодничком и кашею.
Два больших зала, один — столовая, другой — общее помещение для спокойных больных,
широкий коридор со стеклянною дверью, выходившей в сад с цветником, и десятка два отдельных комнат, где жили больные, занимали нижний этаж; тут же были устроены две темные комнаты, одна обитая тюфяками, другая
досками, в которые сажали буйных, и огромная мрачная комната со сводами — ванная.
А на
широких дворах уж столы стоят, а вокруг них переметные скамьи либо
доски, положенные на чураки, кадушки и бочонки.
Наконец, мы поднялись по
широкой, застланной коврами лестнице и вступили в так называемый верхний коридор, где находились классы. Моя спутница вошла со мною в комнату, над дверью которой по черной
доске было выведено крупным белым шрифтом: 7-й класс.
На
широкой немощеной улице ветер взбивал пыль стеной в жаркий полдень. По тротуару, местами из
досок, местами из кирпичей, Теркин шел замедленным шагом по направлению к кладбищенской церкви, где, немного полевее, на взлобке, белел острог, с круглыми башенками по углам.
Вот длинная
широкая белая зала. Здесь, должно быть, были когда-то приемы. И огромная свита во главе с самой императрицей в величавом гросфатере [Старинный танец, заимствованный у немцев.] проходила по этим самым
доскам, где проходим мы. В сгустившихся сумерках зимнего вечера тускло поблескивают золоченые рамы огромных портретов. Все цари и царицы. Все словно смотрят на нас, исполненные недоуменья, откуда пришла эта веселая, жизнерадостная группа молодых людей в этот тихий, молчаливый приют.
Его окружал на большое пространство высокий забор с зубцами, а
широкие дощатые ворота, запертые огромным засовом, заграждали вход на обширный двор; за воротами, в караулке, дремал сторож, а у его ног лежал другой — цепной пес, пущенный на ночь. Кругом, повторяем, царила мертвая тишина, лишь где-то вдали глухо раздавались переклички петухов, бой в медную
доску да завывание собак.
Его окружал на большое пространство высокий забор с зубцами, а
широкие дощатые ворота, запертые огромным засовом, заграждали вход на обширный двор; за воротами, в караулке дремал сторож, а у его ног лежал другой — цепной пес, спущенный на ночь. Кругом, повторяем, царила мертвая тишина, лишь где-то вдали глухо раздавалась перекличка петухов, бой в медную
доску, да завывание собак.
Ведерников, Лелька и Юрка работали в большом селе Одинцовке.
Широкая улица упиралась в два высокие кирпичные столба с колонками, меж них когда-то были ворота. За столбами
широкий двор и просторный барский дом, — раньше господ Одинцовых. Мебель из дома мужики давно уже разобрали по своим дворам, дом не знали к чему приспособить, и он стоял пустой; но его на случай оберегали, окна были заботливо забиты
досками. В антресолях этого дома поселились наши ребята.
Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из-под киверов лица с
широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно-усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на
доски моста липкой грязи.